Мэри поппинс и друзья детский сад. Онлайн чтение книги таинственный сад the secret garden глава xv. мэри строит гнездо

Волконский Николай

Приветствую незнакомец. Мне так бы хотелось узнать кто ты такой. Мужчина ли или женщина, ребенок или старик, хороший человек или плохой. Интересно сколько времени прошло с того момента как я написал эти строки? Месяц, год, век? Почему именно ты держишь в руках мое письмо? Как оно у тебя оказалось? Боюсь что я не получу ответы на эти вопросы, но ответы есть у тебя незнакомец.

Я один, но не считаю себя одиноким. У меня нет друзей и всего несколько знакомых, которые смотрят на меня косо и с подозрением, и порой я слышу, как они переговариваются обо мне за спиной, когда прохожу мимо. Они не злобные, нет, они сочувствуют мне, стараются сделать вид, что понимают. Но как они могут знать, что именно творится у меня в душе. Для них все просто и ясно, им не нужна моя правда, у них есть своя, понятная и привычная. Разве стоит их винить за то, что они привыкли рассуждать так как их учили. Конечно же нет. И я их не виню. Я благодарен им за эти попытки понять меня, пусть они и не увенчались успехом. Повторюсь, что я не считаю себя одиноким. Нет, я отнюдь не один. Обычно компанию доживающим свой век людям составляет их память об ушедших и навсегда канувших в прошлое днях, когда они были молоды, когда жизнь бурлила и кипела, бросая их то вниз то вверх. Но не только воспоминания греют мою душу. У меня было нечто еще, нечто непонятное обычному человеку, нечто прекрасное и удивительное, у меня был сад Мэри. Но не хочу забегать вперед.

Мне шестьдесят пять лет. Не могу сказать, что я прожил свою жизнь интересно. Нет, это была совершенно обычная серая жизнь. Я не писал стихов, не сочинял прекрасных мотивов, не рисовал и не посещал никаких кружков. Я просто жил. Но был в моей жизни один светлый лучик, небольшая звездочка, светившая мне ярче самого солнца. Моя Мэри.

Я повстречал ее летом 1962 года. Тогда пошел двадцать первый год моей жизни. Я работал механиком в мастерской отца. Семейный бизнес процветал, и я готовился принять бразды правления и пойти по стопам родителя. Именно в тот год я обзавелся собственным автомобилем, собранным в этой самой мастерской. Он был, конечно, не блестящий и новенький как у многих моих друзей, но зато мой собственный, собранный моими же руками, что, конечно же, стало предметом для гордости. Впервые я увидел Мэри на шоссе. Я возвращался из соседнего городка, куда ездил за некоторыми запчастями, по просьбе отца. Было уже довольно поздно и почти совсем стемнело. Я гнал по шоссе, когда заметил одиноко бредущую девушку. Она шла медленно, облаченная в легкое летнее платьице белого цвета, прижимая к груди сумку, и опустив вниз голову. Я остановился рядом и предложил подвезти ее. И когда эта девушка посмотрела на меня, когда я увидел ее голубые глаза, ее взгляд, такой печальные, грустный очень искренний, но в тот же время очень загадочный, таящий за собой что то невероятно большое, невероятно прекрасное, в тот самый момент я потерял дар речи, что то защемило в груди, словно чья то рука сжала мое сердце, сжала тогда и больше не отпускала. Секунды показались вечностью, вечностью растворенной в голубизне этих глаз. И очнулся я только когда она поблагодарила меня и сказала, что лучше пойдет пешком. Только в тот момент я заметил не ее щеках дорожки от недавних слез. Конечно же, я не мог ее отпустить, не мог, сам тогда не понимая почему. И не отпустил. Я настоял на том, что бы она села в машину, уверил ее, что во мне нет никаких злых намерений и корыстных целей.

Мы ехали в тишине. Я не знал что сказать, и она молчала, глядя в окно и о чем то задумавшись. Когда мы подъехали к ее дому, она поблагодарила меня и вышла. Я хотел ей что то сказать тогда, предложить встретится снова, спросить хотя бы имя, но не смог, просто не смог и все. И только сухо ответил - «Пока».

В следующие дни я не находил себе покоя. Она не выходила у меня из памяти, и я проклинал себя за то, что не предложил ей встретиться. Спустя неделю я вновь появился у дома Мэри с букетом цветов, набравшись смелости, которая улетучилась куда-то, лишь я постучал в ее дверь. Я всю неделю готовил речь, но когда она открыла дверь, я забыл все что хотел сказать, мы просто смотрели друг на друга несколько секунд, а потом я протянул ей букет и сказал - «Это тебе». Глупо верно? По мне так очень глупо. Но это лучшее что я смог сказать в тот миг. Она смущенно улыбнулась в ответ и взяла цветы. На ее лице не было удивления, будто она знала, что я приду, будто она ждала меня. Я предложил ей прогуляться, и она согласилась.

Мы гуляли по нашему небольшому городку, в котором я знал почти каждый закоулок, по тому самому городку, который так мне надоел, по городку, в котором как мне казалось никогда ничего не происходит, который стоит где то на отшибе жизни, который все обходит стороной. Но в тот вечер этот город показался мне прекрасным, я смог взглянуть на него другими глазами, я увидел его по-новому. Это был не тот серый, унылый город. Он расцвел, преобразился, стал чудесным, сказочным местом, в котором раньше я никогда не бывал. Она преобразила его для меня, а может она преобразила меня. Проводив Мэри домой, я не поцеловал ее на прощание, не обнял, не предложил стать моей как это обычно бывает. Я просто взял ее за руку и спросил, не хочет ли он увидеться снова. Я взял ее за руку, и ее рука сжала мою и больше никогда уже не отпускала. То тепло, которое я почувствовал от ее ладони, больше никогда меня не покидало. И она ответил, что с радостью встретилась бы со мной на следующий день. Как возможно описать то, что случилось во мне после этих слов. Дума, что никак, и даже пытаться не буду. Те кто любил – поймут меня без слов, а кто не любил не поймет никогда.

Мы встретились на следующий день, а потому снова и снова. Рядом с ней я позабыл обо всем. О друзьях, о своей прошлой жизни. Словно я попал в иную жизнь, в другой мир, где кроме меня и Мэри не было никого больше. Я думаю это можно назвать счастьем. Мы гуляли, смеялись, разговаривали о всяком и у нас всегда возникали новые темы для разговоров. Да, пожалуй, это и есть счастье.

Мы поженились через два года, и тогда же купили себе небольшой домик на окраине города. За это время я многое узнал о Мэри. О том, что ее отец был алкоголиком, и в тот самый вечер, когда я встретил ее на шоссе, она должна была ехать домой с отцом, но тот напился больше обычного и не встретил ее, и именно это было причиной слез, которые я увидел на ее щеках. Но именно это было причиной и нашей встречи. Кто знает, встретились ли мы бы в другом случае? Всего лишь недоразумение, безответственность ее отца-пьяницы смогла подарить нам друг друга. Некоторые говорят, что случайностей в жизни не бывает, и знаете, я склонен им верить. Еще я узнал, что Мэри скучает по матери, которая умерла, когда дочери было всего семь лет. И главное, что Мэри запомнила о своей матери, что та очень любила цветы. И она тоже их очень любила. Я специально выбрал дом с большим задним двором, в котором можно было бы устроить сад, о котором моя Мэри так мечтала. И она вырастила свой сад, самый прекрасны из всех, которые я видел.

Я продолжал работать в автомастерской, а она стала учительницей в младшей школе. С каждым днем, прожитым с ней, с каждым мигом проведенным рядом с ней, мне казалось, что я все больше люблю ее. Я любил в ней все. Ее громкий, заливистый смех, ее мечтательный взгляд, устремленный вдаль, как она морщила нос, когда сердилась, как она сладко зевала и потягивалась просыпаясь. Она любила рисовать, любила слушать музыку, тихонько петь и конечно же она любила мечтать. Она рассказывала мне, что цветы тоже имеют душу, что они живые. Иногда мы садились в небольшой, овитой плющом беседке, построенной мной по ее просьбе в самом центре сада, и молча сидели, слушая ветер и шелест листвы. И она уверяла меня, что так деревья и цветы переговариваются друг с другом. «О чем же они могу говорить?» - спрашивал я тогда. И она, рассмеявшись, отвечала - «Ну а о чем говорят люди? Привет. Как у тебя дела? Как провел день? Что нового? Что ты сегодня узнал? Что почувствовал? Что понял? Какие у тебя планы? А какие мечты? О чем ты скорбишь? Кого любишь?». И потом она просила меня прислушиваться, отбросить все сомнения грызущие душу, отбросить проблемы и просто прислушаться. Но я не мог услышать того, что слышала она. Старался, но не мог. Ведь я был человеком приземленным, обыденным. А она принадлежала иному миру, недоступному мне. Но она не винила меня за это, а лишь говорила - «Однажды ты тоже услышишь, однажды, когда ты поверишь, ты услышишь». И она была права.

Порой мне казалось, что она и сама похожа на цветок. Она была так же прекрасна и ранима. Так же как и цветок, она нежилась в постели в лучах восходящего солнца. Как цветок она выбегала под проливной дождь и танцевала под ним, кружась, расправив руки и задрав голову к небу. Она кружилась, словно стараясь поймать как можно больше капель дождя. Да, она была цветком, прекрасным цветком, выросшим из грязи той жизни, которой жил ее отец.

Я помню то время очень четко. И когда я закрываю глаза и возвращаюсь в те годы, мне кажется, что я вижу их намного ярче, намного реалистичнее, чем тот мир, ту повседневность, которая окружает меня сейчас.

Она мечтала вырастить ребенка, девочку. Много говорила мне о том, как бы она воспитывала ее, говорила, что хочет, что бы наш ребенок был таким же сильным как я, а я отвечал, что пусть будет таким же красивым как она. Но этой мечте не суждено было сбыться. Шли годы, но в нашей семье не появилось нового человека, и после одного похода к врачу мы узнали, что Мэри не могла иметь детей. Это было страшным ударом для нее, но мы справились, смогли это пережить. Пару раз заговаривали о том, что бы взять ребенка из сиротского приюта, но так и не решились, не знаю почему.

Всю ту любовь, всю ту ласку, которую Мэри хотела подарить своему не родившемуся ребенку, она стала дарить своему саду. Этот сад обрел для нее новое значение. Она стала считать его своей дочерью. И помногу часов она проводила там, блуждая среди деревьев, что ни будь тихонько напевая, или сидя в беседке и закрыв глаза слушая как переговариваются между собой цветы и деревья. Иногда я слышал, как она читала вслух своему саду, как матери читают ребенку. Она читала Шекспира, Данте, Эдгара По, Артура Конан Дойла и многих других, великих творцов прошлого. Я понимал ее, и никогда не пытался сказать, что это не нормально или неправильно. Я любил ее и принимал.

Годы летели незаметно. Наша любовь не переросла в привычку, как это случается у семейных пар на втором десятке лет прожитых вместе. Нет, наша любовь продолжала гореть, продолжала цвести, как и дивный сад Мэри. Пока не случилось непоправимое. Моя Мэри умерла.

То была зима 1983 года. Одна из самых холодных зим на моей памяти. Мэри как всегда много времени проводила в своем саду. Мне часто приходилось долго уговаривать ее вернуться в дом. Она очень беспокоилась за сад, боялась, что он пропадет. И к середине зимы Мэри слегла с тяжелой формой пневмонии. В то время это заболевание лечилось еще хуже, чем сейчас. Я все время сидел у ее постели, читал ей, или просто был рядом. А она все спрашивала про сад, просила меня проведать как он там. Врачи старались помочь, но все было впустую. Мэри умерла в самом начале весны.

С ее уходом во мне стало пусто и темно, как в могиле. Я не мог ни плакать, ни кричать, а просто по многу часов сидел, устремив взгляд в одну точку, словно в трансе каком-то. Слезы словно скопились в душе и отдавались в моей груди невыносимой болью. Тупая, ни на миг не прекращающаяся боль. И, как и многие в подобной ситуации, я начал пить. Я нашел спасение в бутылке, закрывшись, отрешившись от всего мира. Я пал на самое дно, но мне было плевать на все. Какой смысл было что-то сохранять, пытаться как-то жить, если моей возлюбленной, моей Мэри не стало больше. Моей мечтательной, доброй, милой, красивой Мэри больше не было на этом свете. Не знаю, верил ли я в это. Я не видел смысла ни в чем и жизнь превратилась в какой-то очень дурной сон, кошмар от которого я не мог сбежать, никак не мог проснуться. И около полутора лет я не вылезал из этой бутылки.

Но как-то, проснувшись утром, и еще не успев надраться снова, я вышел в сад Мэри и обомлел. За то время, что я пил, сад продолжал расти, цвести и жить. Без всякого ухода он был прекрасен. Я шел по саду и встречал такие цветы, которых раньше никогда не видел. Они были разных цветов и форм, они пестрили разнообразием и благоухали. Сад Мэри превратился в райские кущи, где растения стали развиваться по своему, превратились в то, во что им хочется.

И вот я добрел до беседки, ошеломленный и сбитый с толку. Я опустился на небольшой стульчик, на котором так любила сидеть Мэри, и закрыл глаза. Я пытался понять как такое возможно. Я сидел в беседке и размышлял, пытаясь утихомирить боль в голове и выстроить мысли в привычном порядке. И в этот момент я услышал заливистый, веселый смех. Я сразу же узнал этот смех и открыл глаза ожидая увидеть мою Мэри, смеясь танцующую среди деревьев. Но ее не было. Кончено же не было, ведь Мэри умерла, и я был на ее похоронах, я часто навещал ее могилу, на надгробном камне которой была выбита надпись - «Твоя душа будет цвести вечно». А смех, который я услышал, был только лишь шелестом листвы и не более того. Я грустно усмехнулся над собой. Но через мгновение вновь услышал смех. Он снова раздался с легким дуновением ветерка, и слился с шелестом листвы деревьев в саду. Но теперь я точно знал, что слышу. И мне вспомнились слова Мэри - «Однажды ты тоже услышишь, однажды, когда ты поверишь, ты услышишь». И я услышал.

Возможно, эти строчки кажутся вам бредом. Может, вы думаете, что я окончательно спился, и у меня начались галлюцинации. Не знаю, может и так. Но я услышал ее, услышал в шорохе листвы смех моей Мэри. И не только услышал, я почувствовал ее, ощутил, что она рядом, ощутил то самое тепло, которое она дарила мне каждый день, что была рядом. Моя супруга была здесь, она была в этом саду. Она стояла рядом со мной, но я не мог увидеть ее.

Я вскочил на ноги и позвал ее, снова и снова. Но, конечно же, ответа я не получил. Но я знал, что слышал ее смех, я не мог спутать его ни с чем другим.

После этого я завязал с алкоголем. Я стал очень много времени проводить в саду и очень скоро понял, что он живой. Он существовал и жил своей жизнью. Я слышал его дыхание, я различал голос Мэри. Иногда она тихонько пела, иногда смеялась. А я сидел в той беседке, которую построил для нее и слушал, и в душе моей воцарялся покой и мир. Иногда я ставил музыку, которая ей так нравилась - Бетховен, Бах, Шопен. И мне казалось, что деревья шумят в такт музыке, что сад наслаждается симфонией изящный и прекрасных звуков, и я чувствовал светлую энергию, пропитывающую каждый куст, каждый цветок. Эта энергия проходила сквозь меня, дарила мне силы, и я был готов кричать от переполнявших меня чувств.

С тех пор я больше никогда не ощущал себя одиноким. Я чувствовал ее присутствие везде в саду. Она была рядом, моя милая Мэри была со мной, пусть больше и не в той форме, в которой я ее запомнил. Она преобразилась в прекрасное, она воплотилась в то, чем всегда была в своей душе.

Очень скоро я понял, что этот сад был, не просто выращен Мэри, он был не просто ее ребенком, он был ею. Она стала этим садом, и он превратился в чудо. Сад не увидал ни осенью, ни зимой. Он цвел, развивался, удивляя меня все новыми сочетаниями красок и запахов. В этом саду не было ни одного сорняка, он был прекрасен и чист, как душа моей милой Мэри.

Ночью сад приобретал особую красоту, несравнимую с дневной. Когда я выглядывал в окно, в особенно лунные ночи, мне казалось, что тени от ветвей деревьев сада движутся, сплетаются друг с другом, приобретают причудливые формы. Несколько раз мне даже казалось, что я вижу саму Мэри, плавно скользящую меж ветвей, в своем белом платье. Тогда я выбегал на улицу и звал ее по имени, но ответом мне была лишь тишина и легкий шорох листвы.

Однажды я решил срезать цветок, что бы поставить его дома, рядом со своей кроватью. Это была небольшая белая роза. И в тот момент, когда садовые ножницы перекусили пополам тоненький стебель я смог уловить короткий вскрик боли, он раздался на грани слышимости, но это была не галлюцинация. Хотя самым удивительным было даже не это. Когда я поднял срезанную розу, я увидел, как из места среза упало несколько капель крови, самой настоящей алой крови. Цветок завял в моих руках за несколько секунд, он пожелтел и высох.

Больше я никогда не причинял саду вреда. Я старался относиться к нему очень бережно. Срезал только отмершие, засохшие ветки и цветы. Поливал сад в особо жаркие и засушливые дни. И сад был мне благодарен, я чувствовал это.

Скоро люди стали обращать внимание на сад за мои домом. Такое количество красок, не увядающих круглый год, просто не могло не привлечь к себе внимания. Мне приходилось отвечать на разные расспросы соседей и знакомых. Но я не мог пустить в этот сад постороннего. Это было запретное место, только наше с Мэри место. Это послужило причиной оградить мой участок земли высоким каменным забором. Конечно же, это повлекло за собой волну слухов, прокатившуюся по городу, и еще дальше увело меня от некогда близких людей, но мне было все равно. У меня был сад Мэри, и никто другой мне был не нужен.

Прошло более двадцати лет, а сад с каждым годом был все чудеснее, все прекраснее. Его жизненные силы передавались мне, и в свои шестьдесят лет я выглядел максимум на сорок. Но беда вернулась в мой дом. Страшная беда, которую я уже не смогу пережить.

Последнее лето было очень жарким и очень сухим, и вокруг полыхали пожары. И нас они не обошли стороной. Не знаю, что именно послужило причиной пожара, да это и не важно. Важен факт. Сад Мэри полыхнул как спичка, в несколько мгновений беспощадный огонь охватил деревья и цветы, уничтожая все на своем пути, он испепелял мою Мэри, он уничтожал ее. Я метался по саду, охваченному пламенем, я пытался что-то сделать, потушить пожар, унять огонь, но что может человек в сравнении с силами природы. Я не мог ничего. И получив несколько серьезных ожогов, я сам еле смог выбраться живым из сада и упал на дороге глядя как умирает в пламени то, что я так любил, то, что дарило мне жизнь столько лет. Но я не мог, НЕ МОГ ничем помочь.

И лежа на дороге, в пыли, рядом с бушующим пожаром я слышал крик сада, крик Мэри. Это был ужасный крик. Агония, боль, отчаяние слились в этом крике. И он раздавался в моих ушах. Мне кажется, что я слышу его до сих пор. Сад просил о помощи, умолял спасти его, он как и все живые существа в этом мире не хотел умирать. Но огню был все равно. И, по-моему, я тоже кричал и рыдал, я бился в истерике. Я был слаб, беспомощен, раздавлен жестокостью и ненавистью пламени. Ему была чужда моя любовь, чуждо сострадание. Он мог лишь уничтожать. Я смотрел, как падают деревья, так заботливо посаженные и выращенные моей возлюбленной много лет назад. Она умирала рядом со мной, умирала во второй раз. Господи боже! Разве можно пережить такое? Скажите, как такое можно пережить?!

Пожар уничтожил и мой дом, и перекинулся на соседний. Скоро приехали пожарные машины, и люди со шлангами. Они пытались помочь, но было уже поздно. Сад был мертв, Мэри была мертва, все погибло. И я бился в истерике на той самой дороге, пока они старались утихомирить, потушить пламя струями воды. Похоже, что за те минуты, в которые умирал сад, вся жизненная сила которую он подарил мне, покидала мое тело. За какие-то пол часа я превратился в глубокого и немощного старика. Все было кончено.

И это конец моей истории. Больше мне нечего сказать. Дописав эти строки, я собираюсь отправиться к тому месту, где обрел и потерял все. Я пойду на пепелище, бывшее всего несколько дней назад прекрасным, невиданным садом, чудом способным дарить жизнь, жить и чувствовать. И я лягу на ныне мертвую и холодную землю, и буду смотреть на звезды, и, как и моя Мэри когда-то, я буду мечтать о других мирах, в которых все может быть совсем иначе. Я умру там, вместе с Мэри. Жизнь покидает меня, и рука дрожит. Я умираю, но не скорблю об этом. Я больше не хочу жить. Мне больше просто незачем жить. А эту историю я оставлю вам, кто бы вы ни были. Я оставлю вам ее как память о себе и Мэри, и о прекрасном саду. Правда все это или лож - судить вам.

И где бы ты ни была сейчас любовь моя, возможно я встречу тебя, а возможно и нет, я хочу чтобы ты знала, я услышал, я смог услышать тебя. Я смог поверить. Теперь я знаю, что ты чувствовала, теперь я тебя понимаю.

Возможно, сможете услышать и вы. Но это уже ваша история. Прощайте…

Сад находится в одном из самых старых районов Франции, а именно в историческом районе Берри. Местечко соответствует окружающему ландшафту и гармонично сливается с ним. Проезд туда займет несколько минут, двигаться нужно в направление к югу.

Сам дом вытянут по длине, имеет два этажа и несколько входов. На данный момент там сделаны три комнаты отдыха. Семейные пары часто приезжают в это чудесное место на выходные. Что может быть романтичнее завтраков на природе и прогулок по живописным местам французской глубинки.

Рядом с садом расположен Pays-Fort, который знаменит своими сырами и благородными белыми винами.

История сада Мэри

Настоящее увлечение садоводством для француженки Мэри началось с сотрудничества с журналом «Рустика». В то время это было одно из самых популярных периодических изданий о садоводстве. Девушка писала статьи для журнала, а в последствие стала главным редактором. Отдача работе и путешествия по различным садам вдохновило ее на создание собственного.

Изначально, на месте сада была ферма. Когда туда приехала Мэри, там не было ничего, чем можно было бы восхищаться. Обычная ферма с кроликами, курами и овцами и 2 гектара земли. Целых два года ушло только на наведения порядка.

Существенные работы по созданию сада начались только в 1990. Первым был сделал так называемый Белый сад. Свое название он получил благодаря дорожкам из белого камня и постоянно цветущей шуазии.

На данный момент сад разрастается, появляются все новые компоненты. Например, аллеи роз были высажены в 2003 году. Там можно увидеть более 400 кустов самых редких видов этих прекрасных цветов.

Также в 2003 был разбит водный сад. Край богат плодовыми деревьями, поэтому и в саду Мэри их достаточно много: от самых обыкновенных до редких пород.

С 2009 года Сад Мэри открыт для посетителей круглый год.

Дождь шел целую неделю подряд. Нечего было даже и думать в такую погоду о свидании с Дикеном. В Таинственном саду Мэри тоже за это время ни разу не побывала. Однако неделя ей не показалась томительной. Наоборот, Мэри и не заметила, как она пролетела. Целые дни напролет девочка проводила у Колина. О чем только они ни рассказывали друг другу! Мэри говорила об Индии, о садах, о коттедже в пустоши и о Дикене. Часто они принимались за книги. Разглядывали картинки, а иногда начинали читать вслух. Сначала Мэри читала Колину, а потом Колин – Мэри, потом книга снова переходила к девочке.

Мэри все чаще замечала: когда Колина что-нибудь увлекает, он перестает походить на больного. Разве что лицо у него всегда было бледным, и с постели он не вставал. Зато как у него сияли глаза, с каким увлечением он говорил, как бурно жестикулировал! Казалось, еще чуть-чуть, и он, подобно всем здоровым детям, вскочит с постели и пустится с Мэри наперегонки. И чем больше они проводили времени вместе, тем сильнее она верила, что такой день обязательно рано или поздно настанет. Ведь Колин уже успел так измениться! Даже миссис Мэдлок, и та удивилась.

– Ну и хитрая же ты, оказывается, девчонка, – сказала она как-то Мэри. – Надо же, услышала ночью плач и тут же бросилась выяснять. И слава Богу, что так! Для нас ты прямо будто подарок свыше! С той поры, как ты с нашим мистером Колином подружилась, он совсем свои скандалы катать перестал. А как раз перед тем сиделка расчета потребовала. И я не могу ее осуждать. Мистер Колин ее просто извел. А теперь она мне говорит: «Знаете, если Мэри Леннокс будет и дальше мне с мистером Колином так хорошо помогать, пожалуй, я пока подожду увольняться». Теперь-то ты понимаешь? – смеясь, добавила экономка. – Ты уж, пожалуйста, Мэри Леннокс, продолжай в том же духе.

– Хорошо, миссис Мэдлок, – вежливо ответила девочка.

Впрочем, она и так не собиралась отступать от задуманного. Каждый день она исподволь заводила с Колином разговор о Таинственном саде. Правда, тут она соблюдала предельную осторожность. Ни в коем случае нельзя выбалтывать Колину все, прежде чем она выяснит две очень важные вещи. В первую очередь надо проверить, умеет ли Колин по-настоящему хранить тайны? Вообще-то Мэри почти и не сомневалась, но все же считала, что на всякий случай должна еще раз убедиться. А кроме того, нет смысла ничего рассказывать Колину, пока Мэри еще не придумала, как отвезти его в сад по секрету от взрослых. А придумать обязательно надо. Ведь знаменитый доктор из Лондона сказал, что Колину необходим свежий воздух. Колин же согласен дышать воздухом только в Таинственном саду. Вот и получается, что, пока Мэри не возьмет это в свои руки, Колин не сможет поправиться.

За последнее время Мэри еще больше поверила в целительность здешнего воздуха. Как-то они с Мартой сидели в детской.

– По-моему, я еще сильней изменилась! – внимательно глядя на себя в зеркало, воскликнула девочка.

– Верно, мисс Мэри, – подтвердила горничная. – А ты говоришь, пустошь. Этот воздух с пустоши просто чудеса какие-то с тобой сделал. И худоба твоя теперь почти незаметна, и румянца в лице куда больше, чем желтизны. А волосы как поздоровели и распушились. Раньше-то у тебя голова была совсем не в порядке.

– Я и сама, по-моему, была совсем не в порядке! – весело откликнулась Мэри.

– Да уж, – кивнула Марта. – Трудно теперь и представить тебя такой, как тогда. Тощая, страшная, злая! Будто это кто-то совсем был другой, а не ты.

Вот тут-то Мэри окончательно и решила вывезти Колина на свежий воздух. Если этот воздух так хорошо на нее подействовал, то и Колин должен поправиться. Правда, чем она больше об этом думала, тем отчетливей убеждалась, что без Дикена тут не справиться. Но захочет ли Колин, чтобы Дикен смотрел на него?

– Почему ты всегда так сердишься, если на тебя кто-то посмотрит? – решила выяснить Мэри.

– Ненавижу! – затрясся от гнева мальчик. – Ненавижу с тех пор, как меня на море возили. Там каждый останавливался возле моего кресла и глазел. А потом начинал с сиделкой шептаться. И лица у них такие жалостливые делались. Как будто кому-то и впрямь было жаль, что я умру в детстве и никогда взрослым не стану. А одна леди как-то подошла, потрепала меня по щеке и засюсюкала: «Бедный ребенок!» Я на нее разозлился и за руку укусил. Слышала бы ты, как она громко визжала! А потом кинулась прочь.

– Этой леди, наверное, показалось, что ты взбесился, – покачала головой Мэри. – Хотя вообще-то такое случается чаще с собаками.

– Наплевать, что она там решила, – ответил Колин. – Я ее не просил подходить.

– Я к тебе тоже без спросу пришла в первый раз, – засмеялась Мэри. – Почему же ты кусаться не стал?

– Но я ведь сначала подумал, что ты привидение или сон, – честно ответил мальчик. – А какой тогда смысл кусаться? Ни на сон, ни на привидение это бы все равно не подействовало. И орать тоже на них бесполезно.

– Скажи, Колин, – проговорила вкрадчиво Мэри. – Тебе стало бы неприятно, если бы, кроме меня, на тебя поглядел бы еще один мальчик?

Колин откинулся на подушку.

– Есть только один мальчик, которому я бы позволил смотреть на себя, – тихим голосом отозвался он. – Ты сама, Мэри, знаешь кто.

– Дикен? – не сводя с Колина глаз, прошептала девочка.

– Да, – тут же подтвердил Колин.

– Вообще-то я так и думала, что тебе захочется с ним подружиться, – облегченно сказала Мэри.

– Конечно, захочется, – улыбнулся мальчик. – Когда ты о нем рассказываешь, я все время думаю: если этого Дикена так любят звери и птицы и тебе он так нравится, с чего бы его не любить и мне? Ты же говоришь, он вроде заклинателя. Вот и пускай заколдует мальчика. Ведь это тоже животное.

Едва представив себе, как Дикен игрою на дудочке приручает Колина, дети расхохотались и долго не могли успокоиться. Мэри была просто счастлива. Теперь она знала, что, как только повстречается с Дикеном, сможет познакомить с ним Колина. Только бы дождь поскорее кончился!

В понедельник и это желание Мэри исполнилось. Рано утром ее разбудили яркие лучи солнца. Они пробивались даже сквозь плотную штору. Мэри вскочила на ноги и, подбежав к окну, с силой потянула за шнур. Когда штора поднялась вверх, Мэри от восторга раскрыла рот. Небо сияло голубизной, и вся пустошь тоже была голубая. Девочка распахнула окно. В комнату ворвался теплый ласковый ветер. И тогда Мэри поняла, что всего лишь за одну ночь в Мисселтуэйт Мэноре наступила весна. Птицы оглашали округу радостным пением. Девочка перевесилась через подоконник и подставила лицо теплому ветру и солнцу.

– Как хорошо! – выдохнула она.

Мэри подумала, что сейчас, наверное, еще очень рано. Даже из конюшни не доносилось ни шума, ни голосов. Значит, все слуги, да и вообще все в доме еще спят. Но Мэри не собиралась снова ложиться в постель. Она и так целую неделю не видела Таинственного сада.

Едва представив себе, какие происходят сегодня там чудеса, Мэри бросилась одеваться. Через пять минут она была готова. Ботинки она взяла в руки, чтобы не шуметь, когда будет спускаться по лестнице. Внизу она обулась и подошла на цыпочках к боковой двери. Замок тут открывался очень легко, и мгновение спустя Мэри уже стояла на нежно-зеленой траве. Солнце тут показалось девочке еще светлее и жарче. А небо было таким голубым, что Мэри вдруг захотелось спеть что-нибудь громкое и очень веселое. Именно в это утро она впервые подумала, что, когда птицы громко поют, это, наверное, просто от радости.

Мэри заспешила вдоль клумб и кустов туда, где за занавесом плюща пряталась дверь в Таинственный сад. Здесь тоже все разительно переменилось. Везде появились ростки, а тяжелые бутоны на крокусах были готовы вот-вот распуститься лиловым и желтым. Неделя дождей разбудила растения, и Мэри, затаив дыхание, внимала рождению жизни.

Вот и дверь в Таинственный сад. Мэри уже хотела ее отворить, когда вдруг сверху послышалось сердитое карканье. Девочка вздрогнула от неожиданности и задрала голову. На стене сидел иссиня-черный ворон. Он внимательно оглядел незнакомку и, взмыв вверх, устремился куда-то на середину сада. Мэри поморщилась. Этот ворон немного пугал ее, и она надеялась, что он улетел.

Однако, войдя в сад, она снова встретилась с ним. Ворон теперь восседал на вершине яблони. Мэри хотела уже прогнать его, когда взгляд ее случайно упал на землю, и она увидела рыжую макушку Дикена. Мальчик что-то делал, склонившись над самой землей, а подле него примостился рыжий зверек с пушистым хвостом.

– Дикен! Дикен! – обрадовалась Мэри. – Как ты сумел так рано сюда добраться?

– Рано? – поднимаясь на ноги, переспросил мальчик.

– По-моему, солнце еще только встало, а ты уже тут, – отозвалась Мэри.

– Да у меня просто сил нет в такие дни дождаться, пока солнце взойдет, – весело подхватил Дикен. – Ты погляди. Сегодня все будто рождается заново. Я как глаза открыл, тут же слышу: вся пустошь жужжит, посвистывает, какие-то звери в земле роются. Ну я и пошел на улицу. А уж как поднялось солнце и птицы запели, тут я и вообще не знал, куда себя деть от радости. Вот мне и вздумалось поработать немного в этом саду.

Волосы у Дикена растрепались, глаза сияли.

– А здесь я, как посмотрел на все это цветение, прямо чуть с ума не сошел, – продолжал он. – Надо же, чтобы было такое чудо на свете, мисс Мэри!

– Ой, Дикен! – тут же воскликнула девочка. – Я тоже сегодня так счастлива, что даже дышать не могу!

Пока дети обменивались впечатлениями, рыжий зверек подошел к Дикену, уселся рядом и положил голову ему на ботинок. Заметив это, ворон громко каркнул и перелетел с яблони к Дикену на плечо.

– Ой, вы же еще не знакомы! – спохватился мальчик. – Это, Мэри, мои друзья. Лисенок Капитан и ворон Уголек. Они сюда шли со мной от самого дома. Видала бы ты это зрелище! – радостно добавил он. – Уголек летел прямехонько над моей головой, а Капитан несся по пятам, как будто я убежать от него собираюсь.

Лисенок и птица быстро освоились в обществе Мэри. Уголек так и продолжал сидеть у Дикена на плече, а Капитан следовал за детьми по всему саду.

– Ты погляди, погляди только, Мэри! – то и дело слышался восторженный шепот Дикена.

Следуя его призывам, Мэри то опускалась вместе с ним на колени, то, низко склонившись над землей, разглядывала какие-то удивительные побеги, или бутоны, или еще какое-нибудь чудо, которое появилось в этот первый весенний день. Мэри и Дикен насчитали несколько тысяч новорожденных растений, и каждое они одарили частичкой огромной радости, которая переполняла их души.

Больше всего понравился Мэри пестрый ковер из лиловых, оранжевых и ярко-желтых крокусов, которые сплошь покрыли маленькую поляну. И тут же ее ожидал новый сюрприз. На серых стеблях роз набухли почки! Теперь уже можно было не сомневаться: розы за десять лет не погибли. В природе сегодня и впрямь творилось какое-то чудо. Это было так заразительно, что Мэри и Дикену захотелось внести свою лепту. Они схватили садовые инструменты и стали копать, рыхлить, выпалывать сорняки. Вскоре щеки у Мэри стали красными, как у Дикена, да и волосы растрепались не хуже, чем у него. Именно в этот момент появился Робин. Повел он себя совсем по-другому, чем прежде. Стремительно перелетев через стену, он скрылся в самом глухом уголке сада.

Мэри уже раскрыла рот, чтобы его окликнуть, но Дикен опередил ее:

– Тише. Робину сейчас очень некогда. Он нашел самочку и собирается строить гнездо. Если мы его не спугнем, они вместе останутся здесь.

Дети тихонько опустились на траву и застыли. Им очень хотелось, чтобы Робин и самочка устроили гнездо в Таинственном саду.

– Пусть пока Робин думает, что здесь нет никого, – зашептал Дикен на ухо Мэри. – Он сейчас весь в заботах о будущем, потому и стал гораздо пугливей. И на болтовню с нами у него совсем времени нет. Ни у птиц, ни у людей и ни у кого на свете не бывает лишнего времени, когда настала пора собственный дом возводить. Так что давай-ка с тобой посидим. Вообрази, будто мы какая трава или кустарник и тут просто выросли. А я как увижу, что Робин немного освоился, так дам ему один знак. Тогда он сразу поймет, что мы не станем ему мешать, и больше нас опасаться не будет.

Мэри согласно кивнула. Она старалась сидеть как можно тише, но все равно до Дикена ей было далеко. Он словно и впрямь слился с кустарником, росшим вокруг. Если бы на теле мальчика вдруг появилась пара-другая зеленых побегов, Мэри сейчас ничуть бы не удивилась.

– Без строительства гнезд ни одной весны не бывает, – немного помолчав, продолжал объяснять Дикен. – Птицы их строят с самого Сотворения Мира, и людям тут лучше не вмешиваться. Можно только напортить или потерять друга.

– Уж если мы должны не обращать на Робина никакого внимания, давай перестанем о нем говорить, – взмолилась Мэри. – Как же я могу не глядеть на него, когда ты мне рассказываешь про строительство гнезд.

– Хорошо, – согласился Дикен. – Тогда расскажи ты мне что-нибудь, Мэри.

Она не заставила себя просить дважды и тут же осведомилась:

– Ты когда-нибудь слышал о Колине?

– А ты? – пристально посмотрел ей в глаза Дикен.

– Я его теперь знаю, – ответила девочка. – Всю эту неделю, пока шел дождь, мы виделись каждый день. Колин сам попросил, чтобы я ходила к нему. Потому что со мной он гораздо меньше вспоминает про болезнь и про то, что скоро умрет.

– Хорошо, что ты его знаешь, – с облегчением проговорил Дикен. – Иначе мне ведь пришлось бы скрывать от тебя про него. А я скрывать ненавижу.

– Но ведь про сад тебе скрывать нравится? – забеспокоилась Мэри.

– Про сад – да, – подтвердил Дикен. – Но это совсем другое дело. А когда кому-нибудь плохо и тебе велят не говорить никому, тут я уж не знаю, что делать. По-моему, скрывать такое никуда не годится.

– Я тоже думаю, что Колина скрывать от меня было не надо, – согласилась девочка. – Ты сам-то откуда о нем узнал, Дикен?

– Все слуги мистера Крейвена знают, что у него есть больной мальчик. Мистер Крейвен очень не любит, когда его спрашивают о сыне, и сам о нем никогда первый не заговаривает. И никто его старается не расстраивать. В наших краях все очень жалеют мистера Крейвена. Жена-то у него была просто красавица, и они так друг друга любили. Я это все от миссис Мэдлок узнал. Она всегда к нам заходит по пути в Туэйт, и они с матушкой часто при нас разговаривают. Но вот как тебе-то, мисс Мэри, удалось о мистере Колине выведать? Марта говорит, от тебя его уж так скрывали…

Мэри в подробностях изложила Дикену, как нашла в доме больного мальчика.

– Бедняга Колин, – сочувственно покачал головой Дикен. – Говорят, у него глаза точь-в-точь как у покойной матери. Только у нее они были веселые, а Колин всегда грустит. Вроде бы из-за этих глаз мистер Крейвен и избегает смотреть на сына.

– Значит, тебе тоже кажется, что мистеру Крейвену было бы легче, если бы Колин умер? – встревожилась Мэри.

– Да-а, – грустно проговорила Мэри. – Этого Колину, наверное, больше всего не хватает. Мистер Крейвен боится, как бы у него горб не начал расти. И Колин тоже боится. Он мне однажды сказал: «Если только почувствую, что становлюся горбуном, буду кричать, пока не умру».

– Если все время лежать и думать, какой ты несчастный, можно и умереть, и горбатым стать, даже если у твоего отца никогда горба не было, – многозначительно изрек Дикен и стал гладить лисенка, который давно уже тыкался носом ему в ладонь.

Мэри по-прежнему сидела, не шевелясь. Она боялась спугнуть Робина.

– Помнишь, какой этот сад был серый, когда ты меня первый раз сюда привела? – вспомнил вдруг Дикен.

– Зато как теперь тут все распустилось! По-моему, даже стена стала другого цвета, – отозвалась Мэри. – Правда, Дикен, смотри. Весь камень словно в зеленой дымке.

– Конечно, весной всегда так, – тоном искушенного в подобных делах человека отвечал мальчик. – Потом стена еще больше позеленеет. Ты лучше угадай, о чем я сейчас подумал?

– Может, о том, как помочь Колину? – с надеждой спросила Мэри.

– Верно, – расплылся в улыбке Дикен. – Я подумал, что, окажись Колин среди такой красоты, он мигом забыл бы и о горбе, и о всяких других болезнях. Он просто любовался бы вместе с нами, как сад растет и почки на деревьях распускаются. Так мы и проводили бы тут время все вместе – два мальчика и одна девочка. Это пошло бы на пользу Колину посильнее докторских хитростей.

– Только вот как его сюда вытащить, – задумалась Мэри. – Знаешь, Колин ведь очень странный. Книг он много прочел и знает столько всего необыкновенного. А обыкновенных вещей боится. И на улицу выходить не любит. А однажды он мне сказал, что ненавидит сады и садовников. Тогда-то я ему и призналась, что тут есть Таинственный сад. Колину стало интересно и захотелось сюда попасть. Я от него пока скрыла, что уже нашла сад. Я делаю вид, будто только ищу. Надо еще проверить, умеет ли Колин хранить настоящие тайны? А потом, его ведь надо везти до сада в коляске. Ты сможешь его отвезти, Дикен?

– Конечно, смогу. И вообще, если Колина этот сад увлекает, мы его на улицу точно вытащим, – уверенно произнес Дикен. – А теперь погляди-ка на Робина, Мэри. Пока мы с тобой тут болтали, он со своей подружкой над гнездом трудится. Видишь, – показал Дикен пальцем вперед, – вон он остановился с веточкой в клюве. Вроде как думает, куда эту ветку лучше пристроить. Вот сейчас я, пожалуй, с ним и поговорю.

Дикен тихонько свистнул. Робин повернул голову, но ветку из клюва не выпустил.

– Хорошая у тебя ветка, – ласково начал мальчик. – Такую куда ни положишь, все равно выйдет отлично. И чего ты засомневался вдруг? У тебя же сноровка в крови. Ты еще не успел из яйца вылупиться, а природа уже дала тебе знание, как гнездо возводить. Строй смело, Робин, и не задумывайся. Некогда тебе сейчас время тратить.

– Как хорошо ты с ним разговариваешь! – окинула восторженным взглядом приятеля Мэри. – И, по-моему, Робин все понял. Он вообще все слова понимает. И еще он очень любит, когда на него обращают внимание. Бен Уэзерстафф мне как-то сказал, что, если Робина не замечаешь, ничего для него обиднее нет.

Дикен усмехнулся и снова заговорил с Робином:

– Ты ведь знаешь, мы тебя любим. Мы тебе ничего плохого не сделаем. Да мы тем же самым заняты. Ты свое гнездо строишь, а мы – свое. Так что бояться тебе совсем нечего. Вот давай и договоримся: мы тебя никому не выдадим, а ты не выдавай нас. Ладно?

Услыхав это, Робин так выразительно поглядел на детей, что, казалось, лишь ветка, с которой он по-прежнему не расставался, мешает ему ответить. Впрочем, Мэри и Дикену и без того все было ясно. Кто-кто, а уж Робин умел хранить настоящие тайны.

Здравствуйте, дорогой посетитель, а скорее всего посетительница нашего сайта!
Вас приветствует Детский развивающий центр «Мэри Поппинс»!

О нашем Детском развивающем центре

В Детский развивающий центр «Мэри Поппинс» приглашаются детки от 1,5 до 7 лет в группы кратковременного пребывания. Занятия в небольших группах по 5 человек.
В данный момент проводится набор детей в следующие группы:
- группа «Малышок» с 9-00 до 13-00
и
- группа «Сурки» с 9-00 до 13-00.
В нашем детском центре группы небольшие, всего по 5-6 человек. Это позволяет максимально уделить внимание каждому ребенку. На это время Детский центр берёт под свою опеку ребёнка, и тем самым даёт маме целых 4 свободных часа каждый день, за которые можно многое успеть.
Также в нашем центре Вы можете оставить своего ребенка нашим профессиональным Няням на 1 или 2 часа, а в это время спокойно сделать маникюр и стрижку в ближайшем салоне красоты или сходить выпить чашечку вкусного кофе в соседнем кафе.
С расписанием занятий можно познакомиться .
Наш детский развивающий центр предлагает ряд методик для гармоничного и разностороннего развития ваших малышей.
Детский развивающий центр «Мэри Поппинс» расположен по адресу: ул. Бориса Пастернака, 23 (Переделкино Ближнее).

Расписание на каждый день:

9:00 — Встреча детей
9:15 — Тематические занятия (карточки, цифры, счет, буквы, формы, цвета)
10:00 — Логоритмика
10:15 — Зарядка для стоп
10:30 — Перекус
11:00 — Чтение книг
11:30 — Развитие общей и мелкой моторики
12:00 — Дыхательная зарядка
12:15 — Тематические занятия (лепка, апликция, рисование и т.д.)
12:30 — Свободные игры
13:00 — Встреча с мамой

Вы когда-нибудь задумывались о фильме «Мэри Поппинс, до свидания»? Какую роль играет в жизни детей эта волшебная няня? Она становится им настоящей хорошей няней, воспитателем, гувернанткой, педагогом и учителем. Она строга с детьми, но не жестока. Она знает, что должна помочь этой семье и помогает ей. А какую роль играет эта же героиня в жизни родителей этих детей? Она для них спасительница, благодаря которой родители могут заниматься своими отношениями и своими делами.
Детский развивающий центр «Мэри Поппинс» был создан с целью оказать мамам квалифицированную помощь по уходу за ребенком и в его развитии, и освободить ей время для возможности самореализации, а также избежать очередей в государственные садики и дать возможность устроить ребенка в детский сад без проволочек, бюрократии и рядом с домом.
Поэтому мы разработали занятия не только для детей дошкольного возраста, но и для школьников, а так же для взрослых.

Достоинства Детского развивающего центра «Мэри Поппинс»

Что получают дети, которые приходят в Детский центр «Мэри Поппинс»?
1. Занятия по авторским методикам раннего развития.
2. Заботу, внимание и индивидуальный подход наших Нянь.
3. Интерес к познаниям нового.
4. Приятное общение со своими сверстниками.
В нашем центре занятия проходят в игровой форме, это позволяет на длительное время удержать внимание детишек.
Добро пожаловать в наш Детский развивающий центр «Мэри Поппинс»! Мы будем рады помочь вам в развитии ваших неповторимых детей!

Детские сады города Москвы, дошкольные учреждения